Rambler's Top100
Дата и время
Карта сайта
 
Воспоминания советского инженера  
Главная > Творчество > Воспоминания советского инженера

Воспоминания советского инженера

КОЖИНО

Между Рузой и Звенигородом Москва-река течет в высоких берегах, пробивая себе путь в лесистых увалах. В пятнадцати километрах ниже впадения в нее Рузы и полутора километрах от берега, на пологом холме стоит деревня Кожино. Несколько выше по течению реки есть еще одно Кожино, о котором речь не идет [23]. В те времена наше Кожино соединяла с внешним миром проселочная дорога, ведущая на юг к станции Тучково и на север к Старой и Новой Рузе. До станции четыре с половиной километра, до Старой Рузы втрое больше.

Деревня расположилась привольно, на слабо покатой вершине большого холма. В высокой южной части она граничила с заброшенным, зараставшим Белоусовским садом, где, пофантазировав, можно было углядеть место разрушенной барской усадьбы [24]. Северная более низкая часть упиралась в бугристую, поросшую кустами лещины местность, «Курганы», по устным преданиям здесь были похоронены французы, погибшие при отступлении от Москвы в 1812 году. Может, именно здесь несчастные «шаромыжники» бродили от дома к дому в лютые морозы и просили: «Дорогой друг, дай кусочек хлеба» [25]. Вокруг поля и луга, во все стороны местность хорошо просматривается. Дорога к реке идет между покрытых травой увалов, то спуск вниз, то снова подъем и вот пойменное поле. Здесь всегда выращивают овощи, капусту, свеклу, турнепс, поле плодородное, в колхозе большое стадо, нужно много сочных кормов. Дальше крутой, но короткий спуск к реке, поросший травой и цветами - полевая герань, красная полевая гвоздика, вездесущие лютики. Река спокойно течет, окаймленная плотным воротником ивовых кустов. Прозрачная вода, хрящеватое, местами песчаное дно, снуют под ногами мелкие рыбешки, цветут кувшинки. Тишина.

На другом берегу, высоко над рекой стоит белая церковка с колокольней, справа и слева к ней подбегает лес и расступается, образуя сбегающую к реке поляну [26]. Высоко над рекой, но пониже церкви - две маленькие деревушки, справа, ниже по реке, Марково, слева Хрущево. В Хрущеве пионерский лагерь, оттуда изредка доносятся звуки горна. Ниже по течению река делает крутой поворот, и там чуть высовывается из-за леса купол недостроенной церкви. Это Картино, о нем писал восторженные стихи Гиляровский: «Родное сердцу Картино». Где-то ниже по реке, около Звенигорода, в селе Ванино, живет М.М. Пришвин и тоже пишет, что «есть в Европе места грандиознее, но нет милей и красивее Ванина» [27].

Зажиточные дачники, а такие тогда уже сформировались, приезжали на дачу на грузовике, привозили необходимую рухлядь, а осенью возвращались в Москву. Так и не сбылась моя мечта приехать в Кожино в кузове машины, увидев всю дорогу от Москвы. Мы всегда едем поездом, но, поскольку вещей много, нанимаем подводу, и от станции нас везет деревенская баба из Марса по имени Анна.

Огромная светлая комната в новом деревянном доме, высокие светлые окна, свежие некрашеные полы. Вся передняя, несколько затененная часть дома отдана маме под цветы, овощи здесь расти не будут. А цветы - мамина стихия, у нее очень определенные симпатии и антипатии. Главное требование: цветы должны пахнуть. Некоторые непахнущие все же допускаются, но это второй сорт. Набор цветов невелик и постоянен год от года. В середине палисадника большая клумба, в центре которой - душистый горошек, он здесь главный, он король. Вокруг него хоровод - вербена, однолетний флокс, левкой, на вторых ролях виолы, антирринумы, астры и настурции. Отдельно около стен дома - белый душистый табак. Мама за всем тщательно ухаживает, к концу лета цветы буйно разрастаются, приводя в изумление непривычных к такому зрелищу крестьян. Есть у нас и небольшой огородик с южной стороны дома, здесь наряду с традиционными овощами растет такая невидаль, как спаржевая фасоль. Огород тоже предмет наших с мамой забот.

Незаметно подросла моя сестра, ей уже четвертый год, маленькая, ладненькая, покладистая девочка со светлой соломенной, пушистой головкой, словом одуванчик, обязательный участник всех игр и забав, я у нее после бабушки главный авторитет.

Когда приезжает мама, в выходной или в отпуск, мы непременно идем в лес, на Дедову гору, это рядом, на сечи, за земляникой, в августе за грибами или просто так - на «любимую полянку». Дедова гора - большой, высотой около ста метров песчаный холм, сформировавшийся при отступлении ледника, в районе южной границы которого и образовалась Клинско-Дмитровская гряда. Гора покрыта сосновым лесом, на вершину ведет узкая тропа, наверху как-то особенно сухо и солнечно, громче стрекочут кузнечики и щебечут птицы. Мы обычно ходили не по бурелому, а по лесным дорогам, соединявшим кратчайшим образом соседние селения Мухановка, Кожино, Белобородово. Дороги эти были малопроезжими, раз или два в год появлялась здесь телега с сеном или дровами, но люди ходили гораздо чаще по коротким, не нанесенным на карты путям. На обочинах дорог часто попадались грибы, становившиеся нашей желанной добычей. Были и всякие потаенные места, известные только нам, их надо каждый раз проверять, не появились ли там очередные грибы. А какой восторг вызывала каждая находка, особенно крепкий, молодой белый гриб! Мама говорила, что грибы доставляют три удовольствия: главное собирать, потом перебирать и чистить, вспоминая все обстоятельства поисков, и, наконец, последнее, самое малое - их есть.

Собирали мы и цветы, но всегда понемногу, мама трепетно относилась к красоте леса, к его сокровищам и боялась нанести им ущерб. Особенный трепет вызывали цветы «ночной фиалки», северной орхидеи, еще растущей, но уже исчезающей в подмосковных лесах. Привлекал к себе внимание и крупноцветный персиколиственный колокольчик, мама называла его «компанулой» на латинский манер, его нежные, легко увядающие цветы надо быстро нести домой, чтобы поскорее поставить в воду. «Любимая полянка» была просто пересечением дорог в лесу недалеко от Мухановки, которое обычно служило конечным пунктом наших прогулок. Мама клала на траву какую-нибудь подстилку, и мы долго лежали, любуясь лоскутком неба между вершинами качающихся берез. Если долго смотреть, начинало казаться, что ты летаешь там, уклоняясь от упругих березовых ветвей. А мама неторопливо рассказывала о красотах южного Урала, о душистых степных травах, о Верхнеуральске и Челябинске, о добрых и спокойных людях. Возвращаясь, мы непременно тащили, волоча по земле, дровины, сухие деревца, каждый по своим силам. Тащить надо было довольно далеко, но это никогда не вызывало возражений, наоборот, мы бывали горды своей полезностью.

Отец со своей фотографией пользовался огромной популярностью, особенно у деревенских красавиц. По выходным дням к нему приходили стайки девиц даже из соседних деревень. Девки были как на подбор, сильные, гладкие, ясноглазые, смотрели гордо и неприступно, но в глазах у них чертики прыгали, было видно, что они всегда готовы к какой-нибудь каверзе. Отец здорово наловчился в мастерстве фотографирования и едва успевал по вечерам, в течение трудовой недели обработать снимки. Материалы стоили денег, и отец не считал для себя возможным заниматься благотворительностью, но поскольку денег в деревне не было, образовался некий бартер - за фотографии расплачивались куриными яйцами. Существовал некий прейскурант: фотографии 6х9 дешевле, а 9х12 дороже.

У меня появились новые друзья, в соседнем доме у бабушки Марьи снимала на лето комнату чета художников Мухиных, у них было два сына близнеца Дима и Сева, они и стали участниками моих игр. Летом в доме тети Инны периодически бывали внуки Гилярия Альфонсовича - сын его дочери Марии Тосик (Анатолий) и сына Виктора Игорек. Детей летом в Кожине было очень много, появились подруги и у Нинки, они тоже тянулись в наши игры, но на правах младших партнеров, сказывалась разница в возрасте.

А мы уже осваивали взрослые игры - лапту, футбол, особенно увлекались последним. По дороге на станцию было футбольное поле с настоящими воротами, на травяном газоне путем удаления части дерна было вырезано слово «Спартак». Может поэтому, а может, потому что Ширяево поле, где тренировались спартаковцы, находилось рядом с нашим домом в Лосинском проезде, но уже тогда я стал болельщиком этой команды и остался им на всю жизнь. Родители, приезжая из Москвы, привозили газеты, ни электричества, ни радиотрансляции, ни тем более телевизоров в Кожине не было, и я обязательно прочитывал заметки о происшествиях и таблицу футбольного первенства. Такие материалы обязательно печатались на последней странице «Правды», происшествия тех лет на фоне современного беспредела кажутся цветочками.

Но главным, самым важным и увлекательным занятием было купание. На реку мы ходили всегда с родителями. На «своем» месте, в плотном поясе ивовых кустов был небольшой прогал и проход к реке, в воде лежало два крупных камня, глубоко погруженных в песок. Стоя на них, было удобно отмывать от песка и вытирать ноги. Ходили мы туда обычно вечером, когда над рекой туман и вода прохладная, но окунувшись, всегда находили, что она теплая, как «парное молоко», о чем обязательно сообщали товарищам, еще сухим и стоящим на берегу в нерешительности. Река довольно широка, метров пятьдесят, и ее можно почти всю перейти вброд, но под другим берегом глубоко даже отцу, и надо плыть, я еще не уверен в своих силах и плыву, положив руку на плечо отца.

В 1939 году я пошел в школу № 377 Сокольнического отдела народного образования. Хорошо помню, как в один из последних дней лета мы идем на станцию, возвращаясь в Москву, через еще несжатое поле около «Курганов» и меня одолевают грустные мысли: ну вот - школа, десять лет, потом институт, еще пять, потом работа, кончилось мое детство! Наш первый класс назывался не первый «А», а первый «Первый», был еще первый «Второй» и т.д. Школа не произвела на меня особенного впечатления, я уже умел читать и писать и воспринимал хождение на занятия как некую скучную игру. Сегодня надо читать такую-то страницу букваря, а завтра следующую, а потом то же самое с книгой для чтения - это не выглядело как труд, как обучение. Учиться по-настоящему я начал гораздо позднее, в восьмом классе, в другой школе и при совсем других обстоятельствах. И все-таки проходила зима, наступала долгожданная весна, и мы вновь ехали на дачу, к лесу, реке, любимым играм.



[23] Имеется в виду село Кожино в 9 км к югу от Рузы, на правом берегу Москвы-реки. В настоящее время оно фактически слилось с поселком Кожино, упомянутым ниже. От прежней застройки сохранилась одна улочка и действующая Воскресенская церковь. Впервые как село Кожино, вотчина Ивана Маркова, сына Поздеева, упоминается в 1646 г.

[24] Усадьбой Кожино в 1911 г. владел некто П.Н. Белоусов - отсюда название сада.

[25] По одной из версий, слово «шаромыжник» произошло от французского выражения cher ami («любезный друг»), с которым солдаты отступающей армии Наполеона обращались с просьбами о помощи и пощаде.

[26] Воскресенская церковь в Кожине построена в 1842 г. В 1934 г. ее закрыли и разместили внутри склад туберкулезного санатория. К настоящему времени поврежденный храм восстановлен.

[27] В селе Дунино под Звенигородом Пришвин с супругой поселились в 1946 г. В 30-е годы Пришвин жил и работал в Сергиевом Посаде (Загорске).

<< К Содержанию << Назад


Rambler's Top100 TopList

© А.А.Толкачева
asidorova@mail.ru
+7(916)431-54-33
© Разработка: "Гарант-Интернет"