СТАЛИНО, БАРАБА, ТАМБОВЩИНА

Последующие три лета 46, 47 и 48 годов я провел с отцом в различных экспедициях. Он устроился к этому времени в проектной организации «Гидропроект» Министерства земледелия СССР, которая в те времена выполняла свои прямые обязанности - вела проектные работы, связанные с ирригацией и мелиорацией сельскохозяйственных угодий. В 50-е годы она начала заниматься проектированием больших гидроэлектростанций на Волге, а позднее на Сибирских реках, и даже атомных электростанций. Отец, видимо, не имел тогда права на прописку в Москве и был удобным человеком для работы в экспедициях. Направляли его в разные уголки страны, а для меня было счастьем, большой удачей поехать к нему летом, во время школьных каникул.

В 1946 году я поехал в Сталино, в прошлом Юзовку, а теперь Донецк (какое безликое имя, что оно в себе несет, кроме боязни реалистической оценки прошлого?) [42] Страшный, неурожайный год, засуха на Украине и в Западной Сибири одновременно. Город не слишком пострадал от немецкой оккупации, крупных боев здесь не было. Небольшой современный центр и огромные окраины, застроенные мазанками с огородами и хлевами, где в самых примитивных условиях живет рабочий люд. Жара, ветры, терриконы, пыль, певучий украинский говор - впрочем, только по радио, а на улице все говорят по-русски с заметным южным акцентом. Отец участвовал в строительстве плотины на реке Кальмиус, протекающей через город.

Для меня эта поездка сложилась не слишком удачно. Я не сумел купить билет на прямой поезд Москва-Сталино, очередь была чудовищна, я целую неделю ездил отмечаться на Павелецком вокзале, но так и не приблизился к цели. Выход нашелся, удалось купить билет на поезд Москва-Ростов до Миллерова, откуда ходил местный поезд Миллерово-Мариуполь. В Миллерове пришлось ночевать на холодном кафельном полу вокзала. Днем было очень жарко, а ночью по-весеннему холодно. Я сильно простудился, приехал в Сталино с температурой под 40, долго болел септической ангиной, лежал в детской соматической больнице с осложнением на сердце, но все окончилось само собой после возвращения осенью в Москву, без ощутимых последствий в течение дальнейших 60 лет жизни.

Лето 1947 года я провел в Барабинской степи. Бараба одно из немногих мест в Сибири, где можно выращивать хлеб, узкая полоска земли вдоль транссибирской магистрали. Сто километров на север бесконечная тайга, столько же на юг безводная Кулундинская степь. А здесь край озер - огромные мелководные Чаны, поменьше, но тоже большое Убинское, и бесчисленное число мелких, порой безымянных озер и озерков. Дикие утки, гуси, ондатра, из крупных зверей - кабаны, и бескрайние степи с клубникой, полевыми цветами и парящими над всем этим великолепием жаворонками. В степи разбросаны многочисленные островки березового леса - колки. Довольно много по сибирским меркам населения, особенно у железной дороги и вдоль рек, на удивление много скота, молочно-товарные фермы встречаются через каждые несколько километров. Сильно ощущаются последствия засухи прошлого года, хлеба не хватает, урожаи низкие (5-7 центнеров с гектара), хлеб горчит потому, что поля засорены полынью и другими сорняками.

В те годы была организована промышленная кооперация Урал-Кузбасс для производства нужной стране стали, для восстановления промышленности, разрушенной войной. По плоской как стол степи с востока на запад и с запада на восток шли эшелоны с кузбасским углем и навстречу - с уральской железной рудой. На расстоянии в несколько километров от магистрали можно было наблюдать, как один состав исчезал за горизонтом, второй находился на параметре наблюдателя, а третий появлялся из-за горизонта. То же в обратном направлении. Вот так бы нам и сейчас восстанавливать нашу промышленную мощь, разрушенную не войной, а нашей собственной непростительной и необъяснимой глупостью, отбросив глупые догмы об эффективности и благотворности рыночных отношений. Довоенный уровень промышленности был достигнут через пять лет после окончания войны, а сколько уже минуло от начала перестройки?

Мы состоим в экспедиции, изучающей проблемы мелиорации чересчур обводненной Барабы. Проблема не новая, еще до революции генерал имярек занимался этой проблемой, до сих пор функционируют созданные им сооружения, но это капля в море, заболоченных земель много [43]. Наша экспедиция базируется в городке Куйбышеве, бывшем торговом Каинске, расположенном в 14 километрах к северу от транссибирской магистрали на берегу реки Оми. Каинск, как и многие другие сибирские города, оказался в стороне от железной дороги и уступил свое значение Барабинску, расположенному на магистрали как раз на полпути между Омском и Новосибирском. От Барабинска до Куйбышева проложена узкоколейка, на игрушечном поезде из четырех вагонов и маленького паровозика можно за 45 минут преодолеть 14 километров пути. Местные жители, естественно, сходят с поезда и садятся в него на ходу по мере необходимости, никаких промежуточных станций на этой дороге нет.

Куйбышев, маленький, одноэтажный, деревянный городок живет тихой, провинциальной жизнью. Город украшает небольшая, но полноводная Омь, текущая в высоких берегах. В городе несколько чайных, где подают чай «парами», кинотеатр, библиотека, райсовет и, пожалуй, все. Задача нашей экспедиции рекогносцировочная: где что есть из мелиоративных сооружений, какова фактическая заболоченность угодий, какова потребность в мелиорации, каковы местные ресурсы? Мы с отцом составляем отдельную группу, я оформлен как «буровой мастер», у нас есть бумажка, обращенная к руководителям колхозов и совхозов с просьбой оказывать нам всяческое содействие в работе. У нас есть карта-километровка и по неизвестному мне плану мы ходим пешком по степи и составляем ее описание с мелиоративной точки зрения. Содействие местной власти заключается в продаже нам молока и хлеба по государственным ценам, с ночлегом проблем не возникает - заходи в любую избу, тебя пустят переночевать и денег не возьмут, это не принято. Отцу эта работа очень нравится, он с вдохновением описывает мелиоративные возможности совхозов и колхозов, впадая иногда, с моей точки зрения, даже в маниловщину, когда рассуждает о перспективах хозяйств после мелиорации их земель. Но все очень привольно и радостно - гуляем по степи, сами себе хозяева. Отец даже вспомнил цыганскую поговорку: «Лесом идем, гармонем играм, деревнем идем, куска собирам».

Закончилось мое пребывание в Барабе чудесным путешествием на лодке по реке Оми от деревни Зоново на границе с тайгой вниз до Куйбышева, целью его было гидрографическое описание этой основной водной магистрали Барабы. Мы плыли на долбленке, управляясь шестами и осваивая немудреные, но жизненно необходимые правила навигации на «малых судах по малым рекам». Непрерывно сопровождаемые стаями диких уток, мы дважды переворачивались оверкиль на нашем утлом суденышке, вылавливали свои пожитки, сушились и продолжали свое непрерывное движение вниз к Иртышу, куда впадает Омь. В Куйбышев мы прибыли в конце августа, мне пора было домой в школу, отец отправил меня в Москву, а сам продолжил сплав по Оми и даже ухитрился найти где-то в береговых отложениях скелет мамонта, судьбы которого я не знаю.

В следующем 1948 году я ездил к отцу на Тамбовщину, поездка эта была кратковременной и ничем особенным не запомнилась, если не считать пребывания в самом Тамбове, где я нашел и сфотографировал здание маминого института.

Нам пора вернуться в Москву, где для меня наступила важная пора обучения в старших классах.